Весьма различно понимали возникновение Совести. Это различие может быть сведено к двум противоположным теориям:

    * эволюционизму и
    * интуитивизму.

Первая объясняет развитие Совести из психологических и социологических условий жизни человека; вторая связывает Совесть с природой человека или с объективным добром.

Первая теория, явившаяся в истории позднее интуитивизма и как критика его, нашла себе главным образом защитников среди этологов и психологов. Рассуждения их сводятся к следующему. Эгоистические действия, приносящие вред ближним, вызывают порицание; альтруистические действия, приносящие пользу ближним, вызывают одобрение; с течением времени, когда связь между альтруизмом и одобрением твердо установлена и закреплена наследственной передачей, отношение к пользе и вреду забывается и эгоизм порицается сам по себе, безотносительно, точно так же, как альтруизм безотносительно одобряется. Это различие эгоизма и альтруизма и различную оценку их чувством стараются внедрить детям, у которых, благодаря повторению и наказанию, устанавливается неразрывная ассоциация между эгоизмом, злом и порицанием их — и альтруизмом, добром и одобрением их. Благодаря прочности установившейся ассоциации людям кажется, что связь установлена не ими, а существовала от века и иной быть не может.

В действительности эти два явления, т. е. альтруистическое действие и одобрение его, нужно различать, ибо они имеют различный источник. Альтруизм есть нечто унаследованное человеком от его животных предков, одобрение же свойственно лишь известной ступени культурного развития и вошло, благодаря наследственности, в привычку.

Эгоизм есть также нечто прирождённое; порицание его возникло одновременно с одобрением альтруистического действия и точно так же вошло в привычку. Тот, кто привык одобрять в других альтруизм и порицать эгоизм, невольно перенесет эту оценку и на свои действия и вместе с тем будет испытывать чувство самоудовлетворения, раскаяния и угрызения, причём самоудовлетворенность непосредственно будет сопряжена с действием, а раскаяние и мучения Совести будут следовать за совершенными, уже эгоистическими поступками. Таким образом возникают и развиваются явления, которые мы называем Совестью.

С этим объяснением в принципе согласен и Дарвин ("Происхождение человека", гл. II и III); он только несколько иначе представляет себе происхождение укоров С. По его мнению, в нас есть стремление заботиться о других; если мы, под влиянием эгоизма, не последуем этому стремлению и, например, не поможем беде ближнего, то впоследствии, когда мы живо представим себе испытываемое бедствие, стремление к помощи ближнему вновь возникнет и неудовлетворенность его вызовет в нас болезненное чувство укоров С. Ницше, в своей "Genealogie der Moral", указывает на невероятность того, чтобы альтруистические действия одобрялись теми, кому они идут на пользу. Ницше думает, что отождествление понятий добра и альтруизма устанавливается теми, кто совершает добрые дела, а не теми, кто пользуется ими. Он считает психологически невероятным, чтобы можно было забыть об источниках С., т. е. перенести одобрение с пользы на само действие. Он повторяет упрек, который утилитарно-ассоциационному объяснению делали и раньше: возможность выработки новых свойств сознания, отличных от первоначально данных элементов есть предположение не обоснованное, а средство для выработки этих новых элементов — ассоциация представлений — в действительности не выдерживает критики (ср. например, А. Мальцев, "Нравственная философия утилитаризма", СПб., 187 9). Третьим слабым, с точки зрения философов, далеких от психологии и этологии, пунктом эволюционной теории является учение об относительности всякой морали, с которым не мирится нравственное чувство обывателя.

Сейчас известно, что альтруизм свойственен практически всем стадным (стайным) животным, и не только им. Ясно, что, если существуют социальные (общественные) инстинкты, обеспечивающие выживание популяции, то обязан быть механизм положительной и отрицательной обратной связи, регулирующий работу этих инстинктов. Развитие этих связей в условиях общества и приводит к тем психологическим и социальным феноменам, которые в донаучную эпоху приписывались воле богов или воспринимались не имеющими корней.

Интуитивизм покоится на таком умозрительном утверждении, что С. есть природное свойство человека, не производное из других элементов. Он не отрицает развитие С. и зависимость её проявлений от исторических условий в пространстве и времени, но считает зародыш С. основным свойством человеческого духа: Ламартин в этом смысле называет С. la loi des lois. Кант (у которого в "Критике практического разума", рассматривающей вопросы нравственности, слово С. не встречается) считает категорический императив или нравственный закон априорным, а посему всеобщим и необходимым; но так как Кант признает, что "нравственный закон ведёт путём понятия о высшем благе, как объекта и цели практического разума, к религии, т. е. к признанию, что все обязанности должны быть рассматриваемы как божественные заповеди не в смысле санкций, а в смысле существенных законов всякой свободной воли", то мы и Кантовскую форму интуитивизма можем подвести к общему его виду, рассматривающему С. как непосредственное выражение в человеке нравственного мирового порядка или высшего существа. С. есть голос Божий — вот, в конце концов, кратчайшая формула интуитивизма. "В С. человека заключается сила, стоящая выше человека, следовательно указывающая на вышечеловеческий принцип" (Олесницкий, "История нравственности и нравственных учений"). Эволюционизм рассматривает С. как чисто человеческий принцип; за пределы индивидуума он выходит лишь для того, чтобы в предках его искать источники нравственности. Интуитивизм берет человека в его связи с объективным миром и из высшего принципа бытия выводит основы нравственности. Для первого нравственность, а, следовательно, и С. является изменчивой и относительной, для второго принципы нравственности и показатель их С. являются абсолютными и объективными. Главной трудностью интуитивизма является вопрос об ошибках С., о ложной С. Если С. есть голос Божий, то каким образом объяснить ошибки С. и кажущееся или действительное отсутствие её у преступников, в случаях так называемой moral insanity, moral insensibility и т. п.? С точки зрения эволюционизма эти факты объясняются нравственным недоразвитием, отсутствием воспитания, средой и т. д. Этот путь объяснения закрыт для интуитивистов. Они должны допустить, как это делали схоласты и отчасти Кант, двойную С., трансцендентную и эмпирическую: первую — как непосредственно данное в природе человека, в виде зародыша, духовное свойство, общее для всех людей (и эта С. не может ошибаться); вторую — проявляющуюся в мире явлений, подверженную законам развития и зависимую от весьма сложных внешних и внутренних условий — и эта С. может ошибаться.

Допустив прирождённость С., интуитивизм не имеет надобности выводить С. из элементов, совершенно ей чуждых; не отрицая развития явлений С. и зависимости её от явлений культуры, он может, по-видимому, объяснить объективный и безусловный характер С., связав её с природой человека и нравственным мировым порядком. Если понимать С. как показатель высшей воли, то этим нравственности придаётся опять-таки характер случайный, хотя и в ином значении, чем в теории эволюционизма. Добро потому оказывается добром, что оно есть веление Бога, а не потому, что оно добро само по себе: нравственность лишается своего самодовлеющего характера и ставится в зависимость от теологии. Если же сказать, что добро есть выражение природы человека, что оно априорно, т. е. в известном смысле врожденно, тогда добру (и показателю его, С.) будет дан субъективный характер и возникнет вопрос, какое объективное значение имеют С. и добро, ибо из априорности (или врожденности) вытекает необходимость известного понятия, но не его объективность; можно себе представить прирождённое понятие, которое никакого объективного значения не имеет. Эти затруднения не могут, однако, пошатнуть интуитивизма; о них можно сказать то же, что Паульсен говорит об эволюционизме, отрицая мысль, что психологическое исследование возникновения С. лишает предписания её святости. "Исчезновение обязательности предписаний С. не представляется мне ни логическим следствием, ни необходимым психологическим результатом антропологического объяснения. Я не вижу здесь логической связи: как могли бы нравственные законы утратить своё значение из-за того, что люди признают эти законы выражением опыта, постепенно приобретаемого знания, что полезно и что вредно. Напротив, что может служить в подобных вещах доводом более сильным, чем наследственная мудрость народа? С. представляется нам как бы отражением объективного порядка природы, присущего нравственной жизни, как он проявился в нравах и праве... и народ, который совершенно утратил бы то, что мы называем С., не прожил бы ни одного дня" (Паульсен, "Основы этики"). Точно так же и априорное происхождение С. нисколько не лишало бы её объективного характера и обязательности.

Поскольку любая теория, допускающая сверхъестественное, перестает быть теорией научной (см. Критерий Поппера), интуитивизм называется теорией лишь номинально, по традиции.